В фотографии, как, впрочем, и во всем другом, надо быть честным. Хотя допустим и принцип Чука и Гека: — Если спросят про телеграмму, то скажем, а если не спросят – не скажем: мы же не выскочки!
И хотя меня никто не спросил, мне все-таки захотелось рассказать историю фотографии «Старая мельница».
Почти у каждого снимка есть своя история, автор, обычно, помнит, что было «за кадром», хотя и не всё так уж интересно, чтобы этим утруждать людей. Но «Старую мельницу» назвать снимком нельзя – снять это было невозможно: перед нами фотомонтаж.
Фотография, как сфера человеческой деятельности знает много разновидностей, и каждая имеет право на существование. Не надо только выдавать что-то за нечто другое, попросту говоря, не надо врать.
У этой «Старой мельницы» история не простая, и в памяти вызывает зримые сцены бытия, в жизни моей весьма значимые.
1958 год. Получаю задание – отправиться по местам Орловско-Курской битвы и сделать к ее годовщине цветной материал для журнала «Огонёк» – обе обложки и центральную вкладку – шесть полос! Знаю, что в этот сезон на месте транспорта не получу – идет битва за урожай, всё начальство разъехалось по районам — эту самую битву возглавлять, а сроки у меня жёсткие. Решаю ехать на своей машине – тогда у меня была «победа».
Приезжаю в Белгород, и точно – в обкоме кроме дежурного – ни души. Намечаем с ним объекты моих съемок, и я отправляюсь в знаменитый колхоз, дабы запечатлеть его разносторонние успехи. По дороге завернул в местный райком, где очень кстати в этот момент оказался председатель колхоза, с которым мы договорились о предстоящих действиях, и я двинулся дальше. Смотрю – справа от дороги стоит старая мельница, на крыле которой живописно расположились ребятишки. Выскакиваю из машины, делаю несколько дублей и продолжаю свой путь…
Слева и справа вдоль дороги густые заросли кустарника, впереди бугорок. Въезжаю на него — на нём рельсы, и справа приближается состав… Подсознательно резко жму на газ, машина прыгает вперед, почти проскакивает, но… получает мощный удар в район правого заднего колеса.
Это оказалось спасением – зад забрасывает, машина летит по воздуху и плюхается в паре метров от путей, параллельно рельсам… Я ничего не успеваю сообразить, только «выдыхаю» одно из выражений, усвоенных за семь с половиной лет пребывания в матросском кубрике. Состав останавливается – это местный поезд – машинист с помощником убеждаются, что я жив, машина почти цела, и утешают меня тем, что на этом переезде они уже разбили вдребезги два автобуса и три грузовика…
Оказывается, мне повезло! Разбито колесо, в крутую спираль свернулось правое заднее крыло… На вид вроде всё… По салону разбросана моя аппаратура, кассеты с пленкой: незастегнутый кофр стоял рядом со мной на сиденьи. Как ни странно, ничего не повредилось.
Ставлю запаску, трогаюсь – машина едет, только что-то скребется внизу. Отогнул железяку, которая царапала колесо, скрежет прекратился…
До колхоза оставалось несколько километров, добрался туда почти по песне: – На честном слове и без одного крыла…
Председатель, который видел меня какой-то час назад в полном порядке, изумился, но, узнав, что случилось, сказал, что я везунчик, и направил меня в автобазу, которая у них оказалась весьма солидной. Оставив там машину, отправился по намеченным объектам, снимая всё, что казалось мне важным и интересным. Уже под вечер получил машину с исправлениями, которые только были возможны. Выглядела она вполне прилично, только без крыла. Пустился в обратный путь – до Белгорода было километров двадцать. Тянула плоховато, но остановиться и посмотреть, в чем дело, представлялось невозможным – по дороге в обе стороны непрерывным потоком шли машины – вывозили сахарную свеклу, было уже темно, а фары встречных свекловозов слепили. Приехав в гостиницу, обнаружил, что правое заднее колесо такое горячее — не прикоснешься. Посветив переноской, установил причину: от удара разогнулась проушина коренного листа рессоры, мост перекосило, трос ручного тормоза натянулся, и колодки прижались к колесу…
Наутро пошел искать, где бы отремонтироваться… Но был выходной день, и автослесари в обкомовском гараже и в таксопарке не работали. Кто-то посоветовал: – Сходи вон на ту улицу, там тоже автобаза, они сегодня все работают на вывозе картошки.
Прихожу к завгару, рассказываю о моих затруднениях. Он оказался нормальным мужиком, посочувствовал и сказал:
– Иди вон в тот бокс, там найдешь Емельяныча, скажи, я разрешил, и он тебе всё сделает.
Емельяныч тоже оказался нормальным мужиком, уже не молодой, с приветливой улыбкой и доброй душой. Скомандовал: — Давай, пригоняй машину…
Я вернулся в гостиницу, переоделся в бывалый — в смысле замурзанный — комбенизон и покатил к Емельянычу. Тот удивился и спросил:
— А где твой начальник?
— Какой начальник?
— Да тот, что приходил договариваться…
— Так это я и есть…
Приходил же кто-то в модном плаще, а тут явился какой-то работяга…
Емельяныч включил подъемник, и поинтересовался:
— У тебя на бутылку найдется?
Я ему вручил четвертной, – тогда столько стоила поллитровка,- он подозвал своего помощника и скомандовал:
— Витька, ставь варить картошку и дуй за бутылкой.
Пока Витька выполнял распоряжение, Емельяныч снял и разобрал рессору, заменил коренной лист — у меня, к счастью, оказался запасной, что, в общем-то, было удивительно, но я незадолго до этого ездил в отпуск, и кто-то мне посоветовал взять его на всякий случай с собой, благо он как раз помещался в багажнике – по диагонали…
Тут прибыл Витька, мы усидели бутылку под свежую картошечку с соленым огурчиком, и, как в таких случаях водится, решили добавить. Емельяныч попросил еще четвертной и тем же манером озадачил Витьку. Пока тот ходил, Емельяныч поставил на место рессору, осмотрел всю ходовую часть, что-то подкрутил, что-то смазал, проверил аккумулятор, залил мне две канистры бензина и банку масла, обтер машину ветошью и заявил:
— Вот теперь до Москвы долетишь, хотя и бескрылый…
Тут подоспел Витька, мы повторили процедуру, и я на прощанье протянул Емельянычу четвертной.
— Да ты что, удивился он…
— А за работу?
— Так ты же уже два раза поставил!
Но я все-таки его уговорил. Расстались мы друзьями…
И ведь надо же – всю жизнь я помню этого славного человека, и всегда у меня на душе теплеет, когда я о нём думаю. А уж сколько мастеров у меня перебывало за более чем полувековой автомобильный стаж…
Так, благодаря Емельянычу, я успешно завершил свою работу, еще несколько дней мотаясь по двум областям. Материал был принят на ура, и занял своё достойное место в номере журнала, приуроченного к знаменательной дате…
А вот снимок старой мельницы не пригодился – во-первых, он был черно-белым, а во-вторых, я с ним ничего не мог поделать – как я только его ни печатал: и в разных тональностях, и облака в него вколачивал – всё напрасно, ну, не смотрелся он и всё тут… Я забыл сказать, что в первооснове он был квадратным – это была только левая часть того, что сейчас перед вами… Так и лежал он у меня в архиве невостребованным. И вот, спустя десяток лет, будучи во Львове, я на мемориальном холме увидел эти живописные — точнее сказать, графичные — засохшие деревья. И тут меня точно током ударило – вот же то. чего не хватает моей мельнице!
Так родился этот фотомонтаж – соединились оба снимка элементарно и органично, чуть-чуть только внизу земля не состыковалась. Тогда я попросил нашего ретушёра Костю Самохвалова её подправить, что он и сделал, но, будучи человеком творческим, еще и пририсовал сухую веточку, как бы случайно оброненную деревом.
Старая мельница.j 1960-е pg
Вот такая история запряталась за обыкновенной, вроде бы, фотографией…